Будни и праздники сибиряков в начале XX в.

Шотландский цирк в Красноярске в 1916 г. Источник: Красноярский краевой краеведческий музей, сайт «Красное место», http://www.krasplace.ru

В повседневной жизни населения Енисейской губернии на рубеже XIX–ХХ вв. происходят такие перемены, которые постепенно начинают подрывать патриархальные устои. Более заметно веяния нового времени проявлялись в городах. Благодаря таким новшествам, как телеграф и телефон, до сибиряков стали быстрее доходить столичные новости, не так явно стала ощущаться изоляция сибирской провинции. Во внешнем облике городов губернии проступили новые черты. Если раньше в них преобладали деревянные постройки, мало чем отличавшиеся от деревенских усадеб, то к началу ХХ в. возросло количество капитальных каменных строений, архитектуре которых присущ самобытный художественный стиль. По мере роста городских доходов отцы города стремились уделять больше внимания благоустройству. В губернском центре по инициативе городского головы П. С. Смирнова в 1912 г. была построена электростанция и проведено электрическое освещение улиц города, а на следующий год был введен в действие водопровод.

В жизни горожан появились новые увлечения. В начале 1890-х гг. стала популярной езда на велосипеде. В 1895 г. в Красноярске новым видом спорта овладели уже 50 человек и вскоре велосипедисты организовали первый в истории города велокросс по маршруту Красноярск — Томск.

Не менее популярным среди горожан стал кинематограф. Первый сеанс состоялся в Красноярске в 1897 г., а в начале ХХ в. в городе действовали уже три частных кинотеатра. Но сибиряки восприняли кинематограф не только как разновидность досуга, но и довольно быстро овладели им как профессией. Местный фотограф М. П. Чулков в 1913 г. снял документальный фильм «Живая хроника Красноярска», в котором нашло отражение пребывание в городе известного полярного исследователя Фритьофа Нансена.

Городская интеллигенция стремилась как-то оживить и разнообразить досуг жителей, отвлечь от пагубного пристрастия простого люда к пьянству. С этой целью было решено организовать народные чтения, которые, по замыслу устроителей, должны были популяризировать научные знания, приобщать к достижениям культуры и искусства. С 1885 г. такие чтения стали проводиться в Красноярске, а вскоре этому примеру последовала общественность и других городов губернии. Программа лектория была весьма разнообразна: сведения о природных явлениях, об истории Российского государства и освоения Сибири, о творчестве выдающихся русских писателей, художников и ученых, религиозно-нравственная тематика, вопросы социально-правового характера (как например охрана труда рабочих на производстве).

С 1891 г. в Красноярске стали устраивать рождественские елки для детей. Инициатива этого начинания принадлежала городскому голове П. К. Переплетчикову, который 4 января устроил на свои средства праздник для детей городской бедноты. На елку собралось 500 детей. Праздник имел такой успех, что с этого времени стал проводиться ежегодно.

Однако новые формы общественно-культурного уклада не могли вытеснить старые привычки. В жизни мещанства, составлявшего основную часть городского населения, еще прочно держались бытовые традиции, характерные для сибирского крестьянства. Большая часть времени этой части сибиряков была занята тяжелым трудом. Весной и летом все помыслы труженика были поглощены заботами о будущем урожае, но и с окончанием сельскохозяйственных работ жизнь не становилась беззаботнее. Часть крестьян и горожан уходила подзаработать на прииски, часть занималась извозом, кто-то уходил в тайгу за пушниной и дичью. Летом обычным занятием сибиряков был сбор ягод, грибов и орехов. Значительная часть времени поглощалась работой в домашнем хозяйстве: уходом за скотом, заготовкой дров, ремонтом хозяйственных построек, исправлением сельскохозяйственного инвентаря. Женщины занимались домашними заготовками, стряпней, ткали полотно, домашние ковры, вязали рукавицы, чулки, мяли и пряли кудель, шили обновы.

Однообразный утомительный ритм будней сменялся праздниками, связанными главным образом с датами религиозного календаря. Из светских праздников, имевших общесибирское значение, можно отметить только день Дмитрия Солунского (26 октября) как исторический день завоевания Сибири. В этот день в городах местные власти устраивали банкеты и балы, в селах праздник отмечался крестным ходом в честь Ермака и первопроходцев, основателей своих поселений, ставили поминальные свечи своим предкам.

Самыми значимыми в календаре православных сибиряков были праздники Рождества, Богоявления (Крещения), Благовещения, Пасхи, Троицы, Петрова дня, Ильина дня, Покрова дня, Казанской божьей матери, Николина дня. В эти дни обычно запрещалось трудиться. Но помимо этих праздников в церковном календаре было немало таких, празднование которых не имело обязательных ритуальных регламентаций и отмечалось лишь теми, кто считал их своими. Так, было немало праздников, отмечавшихся только женщинами (Варвары-мученицы, Авдотьи-каплюжницы, Параскевы-мученицы, Кирики-Улиты, Марии Магдалины и так далее) или молодежью (Иванов день, Еремей-запрягальник).

Наряду с общерусскими религиозными праздниками у жителей губернии были святые сибирского пантеона — Иннокентий Иркутский (26 ноября) и Василий Мангазейский, мощи которого находились в Туруханском монастыре. Помимо общерусских и общесибирских праздников отмечались храмовые — в честь святого своей приходской церкви. Как правило, на их празднование съезжались жители деревень данного прихода, поэтому они еще назывались «съезжие». Проходили такие праздники при большом стечении народа (100–300 чел.) и длились по нескольку дней. Участники переходили из дома в дом, где гостям устраивалось обильное угощение, дарили подарки. В некоторых деревнях было принято варить поминальное пиво в честь святого приходской церкви (канун) и угощать им гостей. Угощавшиеся жертвовали грошики на церковь. Праздники требовали немалых затрат. По подсчетам исследователя крестьянского быта Енисейской губернии А. А. Макаренко, на это у каждого хозяина уходило 34 руб. 40 коп. в год. Это немалые для крестьянина деньги, и их можно было потратить и более рационально, например, на накопление и покупку необходимой в крестьянском хозяйстве техники. Однако не следует думать, что сибирский крестьянин, придерживавшийся этой традиции, был таким легкомысленным и руководствовался только мотивами удовольствия. Можно посмотреть на этот обычай, принятый и в коренной России, иначе: как на своего рода инвестирование в общинную солидарность, которая в условиях высоких хозяйственных рисков выступала своеобразным фактором социального страхования. Ведь участие в общем застолье, с одной стороны, воспринималось каждым как моральное обязательство в оказании помощи, а с другой — служило гарантией для ее получения. А помощь общинника, соседа, родственника в трудный момент была даже более значимой, чем денежные накопления. Поэтому во время таких праздников обычно стирались различия между богатым и бедным, деревенским и городским, поскольку на праздники нередко приезжали и родственники из городов.

По подсчетам Макаренко, в календаре сибиряков Енисейской губернии было 45 религиозных праздников, а если к ним прибавить съезжие, полупраздники, свадебные и воскресные дни, то в общей сложности количество праздничных дней в году составит 135. Конечно, это не означало, что жизнь сибиряков была весела и беззаботна, протекая в довольстве и обильных возлияниях. Достаток сибиряка добывался напряженным трудом. За короткое сибирское лето нужно было успеть сделать ту работу, на которую земледельцам в южных районах природа отвела несколько месяцев с весны и до осени. В страдные дни крестьяне работали по 16–18 часов, и в это время, конечно, приходилось отказываться от отдыха не только по воскресным дням, но и по церковным праздникам, пренебрегая религиозными ритуалами.

В самих праздничных действиях причудливо переплетались свойственные народному сознанию христианские религиозно-нравственные представления и языческие верования, рациональные знания и наблюдательность с иррационально-мистическими предрассудками и суевериями. Высокая духовность и утонченная поэзия народного творчества, проявлявшиеся в песнях, праздничных обрядах, нередко соседствовали с грубыми, унижающими человеческую личность обычаями, пьянством, сквернословием и цинизмом. Все это свидетельствовало о том, что в глубинных недрах духовной жизни народа содержался могучий потенциал, но для его развития необходимо было внести свет знания и культуры.

Потребность в этом со временем все более стала ощущаться и в самом народе. В енисейской деревне начал формироваться пока еще очень тонкий слой сельской интеллигенции, представлявшей цвет сибирского крестьянства. Это крестьянские умельцы, которые по образцам фабричной техники могли изготовлять самодельные сеялки, веялки, жнейки, и представители народной агрономии, по крупицам собиравшие земледельческий опыт, накопленный сибирским крестьянством. К последним можно отнести Ф. Ф. Девятова. На своем земельном наделе в селе Курагино Минусинского округа он разводил лучшие сорта пшеницы, огородных культур, апробировал посевы льна, проводил опыты по травосеянию. Девятов вывел новую породу рогатого скота, полученную путем скрещивания голландского производителя с местной породой, разводил йоркширскую породу свиней, а маленьких поросят продавал местным крестьянам.

Федор Федорович также принимал участие во всевозможных сельскохозяйственных выставках. В 1892 г. он представил образцы яровой ржи и пшеницы на Красноярской выставке, получив золотую медаль. В 1896 г. коллекция зерновых культур Девятова была представлена на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде и отмечена похвальной грамотой. Но самым крупным признанием достижений сибирского крестьянина-самоучки стало присуждение ему бронзовой медали на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 г. Красноярская газета писала о крестьянине-новаторе: «Дай Бог, чтобы таких скромных, с полной любовью отдающихся своему делу тружеников, как Девятов, было у нас побольше в различных отраслях производительности, и тогда с уверенностью можно сказать, что культурное развитие и процветание Сибири пойдет быстрыми шагами».

Девятов был знатоком быта сибирского крестьянства, записывая свадебные обряды, народные предания, песни. Собранные им материалы были положены в основу музейной коллекции Н. М. Мартьянова. Сам Девятов считал важным фактором прогресса крестьянского хозяйства просвещение народа. «Грамотность, — писал он, — есть первая необходимая мера к поднятию благосостояния края, к нравственному и умственному развитию его жителей, а поэтому и благоденствию народа». По его инициативе в Курагино была открыта школа и библиотека, под которую он отдал свой дом.

Не менее ярким примером, отражающим глубинные изменения в крестьянском мировоззрении, является судьба крестьянина села Иудино Минусинского округа Т. М. Бондарева. Любознательного земледельца не могла удовлетворить обычная жизнь с ее повседневными заботами о хлебе насущном. В поисках ответа на волновавшие его вопросы общественной жизни и государственного устройства, высшего морального закона он много читал, занимался самообразованием. При этом в круг чтения его входили не только книги религиозного характера, но и сочинения А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. И. Крылова.

Итогом его многолетних размышлений стал ряд произведений, в которых он выступил как оригинальный философ-моралист: «Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца», «Се человек», «Первородное покаяние», «Гордиев узел», «О любви к ближнему», «Спасение от тяжкой нищеты» и др. Философские идеи Бондарева представляют самостоятельную трактовку христианства, сочетаясь с резкой критикой официальной церкви. В них нашли свое отражение народные идеалы социальной справедливости. Великий русский писатель Л. Н. Толстой, ознакомившись с рукописями Бондарева, был глубоко потрясен идеей об обязательности труда для каждого человека. Это оказалось созвучно с его духовными исканиями. «Мое мнение, — писал он, — что вся русская мысль, с тех пор как она выражается, не произвела со своими университетами, академиями, книгами и журналами ничего подобного по значительности, силе и ясности тому, что высказали два мужика — Сютаев и Бондарев. Это не шутка и не интересное проявление мужицкой литературы, а это событие в жизни не только русского народа, но и всего человечества». Усилиями писателя труд Тимофея Михайловича был опубликован в 1906 г., спустя несколько лет после смерти Бондарева.

Таким образом, в духовной жизни земледельческого и городского населения Енисейской губернии на рубеже веков все заметнее стали проявляться новые черты, связанные с вовлечением далекой сибирской окраины в общероссийские культурно-исторические процессы.