Военное детство на колхозных полях

Сельские дети все лето поливали и пололи колхозные овощи, помогали матерям на колхозной ферме, на пахоте и в заготовке дров на зиму, косили и сушили сено на покосах наравне со взрослыми, перевозили грузы на лошадях.

Красноярские школьники на работе в лесу, 1943 г. Источник: книга «Красноярск — Берлин. 1941—1945 гг.», 2009 г.

После ухода мужчин на войну все трудности тыловой жизни легли на плечи женщин, стариков и детей. Тем, чье детство выпало на военное лихолетье, пришлось особенно несладко — зачастую они работали наравне со взрослыми, и спрос за результаты труда был такой же.

26 июня 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР принял указ, в котором постановлялось, что «лица, не достигнувшие 16 лет, могут быть привлечены к обязательным сверхурочным работам продолжительностью не более двух часов». На деле же подростки работали по 12 часов в день и больше, и даже шести-семилеткам находилась работа. Сельские дети все лето поливали и пололи колхозные овощи. Ребятишки постарше помогали матерям на колхозной ферме, на пахоте и в заготовке дров на зиму, косили и сушили сено на покосах наравне со взрослыми, перевозили грузы на лошадях.

В разгар уборочных работ детей могли увезти на несколько дней на так называемые культстаны. Здесь они жили и работали.

Почти вся имеющаяся в наличии сельскохозяйственная исправная техника отправлялась на фронт, туда же вывозили и хороших лошадей. Тяжелого ручного труда на селе было много.

Из воспоминаний жительницы Кежемского района Екатерины Михайловны Верхотуровой (в девичестве Карнауховой): «На ангарских островах Привалихин и Мешок, что находились рядом с деревней, располагались обширные покосы и поля, на которых выращивали рожь и пшеницу. А на островах Бурнауль и Петухов стояли молотилки. …Лошади движутся по кругу и крутят молотилку, подростки и женщины должны успеть подать уже разрезанные снопы барабанщику. Тот бросает снопы в барабан, откуда высыпается зерно и разлетается солома. Ее граблями сгребают на край поля, после чего стогуют. Солома помягче идет на корм скоту, а более жесткая — на подстилку для скотины… Эта картина так и стоит у меня перед глазами.

Мы с двоюродным братом подвозили снопы с острова Мешок, работая как заводные: загружали воз и гнали лошадь, стараясь побыстрее подвезти, чтобы молотилка не простаивала. Была зима. Наработавшись на морозе, мы решили немного отдохнуть, прилегли „на чуток“ вздремнуть да, умаявшись, так и проспали до обеда… В тот же день вечером на открытом колхозном собрании некоторые из сельчан клеймили нас как злостных нарушителей трудовой дисциплины, предлагая председателю „срезать все трудодни за неделю!“. Спасибо председателю Алексею Николаевичу Анкудинову (добрейшей души был человек!) за то, что не побоялся встать на нашу защиту. „Постыдитесь! Кого мы с вами судим?! Они же дети еще, за мамкину юбку держаться должны, а они у нас работают наравне со взрослыми!“ — сказал он колхозникам. Больше мы с братом подобного не допускали — знали, чем может грозить вторая такая „оплошность“. Времена-то были беспощадные…».

Из воспоминаний жительницы села Овсянка Александры Ильиничны Бетехтиной: «Наша семья жила тогда в деревне Усть-Дербино Даурского района. С началом войны мы, дети, стали работать в колхозе им. Щетинкина. Деревня небольшая была, и народу немного, мужчин почти не оставалось, но все работали. Ни одна семья не сидела дома — все занимались делом. У меня братишки были маленькие — одному шесть лет, другому — десять, но они тоже в колхозе все делали: коней погоняли, копны возили, молотили… Наш отец все четыре года был на фронте, а семья у нас большая — пятеро детей, надо было как-то жить…».

Из воспоминаний уроженца села Гладково Саянского района Виктора Ивановича Окуневича: «Многие тогда бросили учебу в школе, но я учился до 1944 года. Только потом оставил учебу и пошел работать в колхоз — нужно было помогать матери. Брался за любую работу, скучать некогда было. Пас коней, возил сено, дрова. Летом наступала самая жаркая пора — полевая страда: боронил, пахал на лошадях. В поле приходилось чуть ли не жить. С утра до позднего вечера кипела работа, и делали мы ее дружно. Тогда вообще люди дружнее были, помогали во всем. Для подростков находилось дело везде. А как же иначе? Ведь нельзя было все взвалить на плечи женщин, вот и работали, жалели матерей. Никого не нужно было упрашивать, мы просто знали — надо. Но даже при этом я не могу назвать свое детство несчастным. Хоть и было оно босоногим, но между нами царило полное взаимопонимание, даже веселиться в меру удавалось».

Районные газеты много писали о трудовом вкладе школьников в общее дело победы над гитлеровцами. «На полях колхоза „Путь к коммунизму“ Среднешушенского сельсовета развернулась уборка богатого урожая. На уборку выходят школьники — 167 учеников-подростков. Ученики 4 класса Д. Брюхов, С. Ковалев, Н. Кудряшова заработали уже по 70 трудодней, а А. Золотых — 80 трудодней. Ученица второго класса Лукина — 50 трудодней. Анна Золотых и ученица Мария Сафронова на вязке снопов при норме 500 снопов вывязывают по 700 и более с хорошим качеством работы. Таких передовиков не перечесть». «У конторы колхоза „Большевик“ Ермаковского района с 6 часов утра засуетились дети. Они собрались теребить лен. Ровно в 8 часов школьники в количестве 30 человек приступили к работе и вытеребили 3 гектара льна. Хорошо работали Лиза Толстикова, Ваня Сургутский и Люба Сургутская».

Другая газета сообщает, что «самоотверженным трудом встретили трудящиеся района 24-ю годовщину Октября. Учащиеся Мигнинской школы в этот день собирали шиповник, и в деревне Ульяновке Нижнесуэтукского сельсовета, где заведует школой комсомолец Магеря, учащиеся организованно вышли на сбор шиповника. Активно собирали шиповник ученики Звягина Тоня, Савченко Валя и др.».

А краевая газета «Красноярский комсомолец» сообщила, что «мальчики 3—4 классов Крестиковской начальной школы заготовили дрова для школы».

Валентину Абросимовичу Брюханову из деревни Карабула Богучанского района исполнилось 11 лет, когда началась война: «Самыми тяжелыми были два послевоенных года. Истощенный за долгие годы войны организм нуждался в нормальной пище, а не в двухстах граммах хлеба, замешанных на муке пополам с травой. А нормы и планы оставались, никто их не отменял. Весной на заготовке дров за день намаешься с пилой-двуручкой и топором да сложишь все в поленницы, и все голодом: из леса под руки выводили, ноги отказывались служить».

Из воспоминаний жительницы Краснотуранского района Елизаветы Иовны Оседко: «Из нашей семьи никто бить фашистов не ушел — брат еще мал был, а папа в эти тяжелые годы находился в трудармии, в тайге на лесоповале. Жили с мамой. Мы, ребятишки, росли неизбалованными. Сызмальства познали нелегкий крестьянский труд, делали посильную работу — овец пасли, огороды пололи и пахали, хлеб убирали. Другие работы исполняли — коров доили, телят поили, сенокосом занимались… Да мало ли дел на селе. Какую только ни исполняли работу женщины, девчонки, ребятня. За мужиков ворочали. Пока светло в поле и только чуть рассветает — опять в поле».

Документы Бирилюсского районного архива свидетельствуют, что осенью 1942 г. школьники приступили к занятиям только 1 октября, а весь сентябрь работали на колхозных полях, убирая картофель, турнепс, лен.

Из воспоминаний жителя Лесосибирска Георгия Петровича Прощенко: «На момент начала войны мне едва исполнилось 12 лет. Наша многодетная семья жила тогда в Верхнем Агашуле Саянского района. В деревне была только начальная школа, а для отправки детей на учебу в районный центр, где была семилетка, не хватало средств. Поэтому, окончив четыре класса, стал работать в колхозе „Красный саянец“ на лесозаготовках. …Помню, как всей семьей собирали посылки отцу на фронт. Тонко нарезали картошку, сушили ее в печке и такие гостинцы отправляли, вязали теплые носки, шарфы… Все лучшее уходило фронтовикам, хотя самим надеть было нечего. Из холщовых мешков мать шила рубахи и штаны. Летом на ноги приспосабливали самодельные ботинки, а уж зимой, если удавалось достать шерсти, катали валенки, а не удавалось — многие отмораживали пальцы в те годы. …Летом питались зеленью — суп из крапивы, салат из лебеды… Пшеницы не было, поэтому лепешки пекли из чего придется. В пищу шло все, даже гнилая картошка… Но, несмотря на трудности и лишения, которые приходилось переживать в эти трудные годы, молодежь не унывала и находила время, чтобы иногда собраться и потанцевать. Вечера проводились спонтанно — возле чьего-нибудь дома под гармонь попели песни, потанцевали да и по домам. Рано утром снова нужно вставать на работу. Мы ведь понимали, что от нашего труда очень многое зависит, что мы тоже делаем нужное для страны дело».

«Больше пейте молока и ешьте картошки, меньше кусайте хлеба»  — эти слова матери часто говорили своим детям. Больно было говорить, но они говорили, поглаживая по головам полуголодных детей.

Солдатам на фронте нужна была махорка. Каждой семье выделяли делянку, и все обрабатывали табак. Эту работу ребятня не любила: надышишься табаком — голова болит. Идешь да смотришь, не упал ли кто, одурманенный запахом. Если упадет кто-либо между рядками, его отнесут подальше от табака — да опять за прополку.

Бедой детей были цыпки на руках. Цыпки, вши и малярия — основные напасти того времени. Малярия — это, прежде всего, сильный озноб, даже все одеяла в доме не помогали спастись от него.

Летом дети становились кормильцами в семье: собирали ягоду, черемшу, крапиву, щавель, луговой лук (слизун его называли), ели «кучку». Щавель был незаменим: и пироги вкусные из него пекли, и щи варили, да и так поесть эти кисленькие листья было приятно. Любили и медунки (цветки медуницы) сосать. Копали луковицы саранки и корни солодки. Ели корешки с удовольствием, хотя они приносили неприятности детям. Наедятся вдоволь, а к утру все опухнут — на почки действует солодка. Матери потом неделю запрещала ее есть.

Любовь Алексеевна Майорова из Ермаковского района помнит, как все с ужасом ждали почтальона. Он за почтой иногда на телеге ездил, но чаще пешком в район за 15 км ходил. Дети бежали за ним и смотрели, кому весточка с фронта. Если приходила похоронка, то ребятишки с поля звали матерей, и те чем могли, помогали семье погибшего, несли что-нибудь из дома, чтобы по-христиански помянуть его.