Жилищные условия на фронте

На фронте солдаты жили в блиндажах, землянках, палатках, сооружали так называемые «лисьи норы», зачастую ночевали на открытом воздухе. Во время боев вблизи населенных пунктов останавливались в избах крестьян, в квартирах горожан, в зданиях школ, домах культуры.

Блиндаж. Рис. Б. Дрыжака. Источник: книга «Красноярск — Берлин. 1941—1945 гг.», 2009 г.

На войне существуют две основные ипостаси бытия, две стороны военной действительности: опасность, бой, экстремальная ситуация и повседневность быта. При этом одно перетекает в другое, и опасность становится частью быта, а мелкие бытовые детали неотделимы от жизни человека в обстановке постоянной опасности.

Из воспоминаний участника обороны Москвы и штурма Берлина, жителя Минусинска Ивана Иосифовича Автайкина: «На войне всегда страшно. Утром, вечером, днем, даже во сне. Опасность обостряет чувства, заставляет вздрагивать от каждого постороннего шороха. А самое ужасное, когда человеческие жертвы перестают быть трагедией и становятся статистикой. Потери подсчитывают, как сдачу в магазине — сколько осталось. Однажды снаряд взорвался метрах в четырех от меня. Попал прямо в то место, где напарник лежал. Голову парнишке как топором отсекло. Кто бы смог к такому привыкнуть?»

В понятие фронтового быта, кроме основных составляющих — жилье, питание, бытовое снабжение, медицинское обслуживание, — входит исполнение служебных обязанностей: несение караульной службы, обслуживание боевой техники, забота о личном оружии, выполнение других работ, свойственных родам войск и военных профессий, а также досуг, часы отдыха, в том числе и организованного, то есть все то, что составляет распорядок дня.

Из воспоминаний наводчика ПТР 14-й гвардейской воздушно-десантной бригады, уроженца деревни Старая Пойма Нижнеингашского района Михаила Андреевича Сильченко: «Какой образ жизни на войне? Разнообразный. Комфорта, конечно, нет. Каждый час, каждый день ждешь неожиданностей. Спишь, где придется и когда появится такая возможность. Питаешься тоже когда как. Бомбежки, артобстрелы постоянно. Был ранен. Недаром в песне поется: „…Кто хоть однажды видел это, тот не забудет никогда“. Советские люди защищали свою Родину и освобождали другие народы от фашистской чумы, солдаты — на фронте, а старики, женщины и дети в тылу ковали победу. Разделяли ли мы фашистов и немцев? Конечно! Не все немцы были фашистами, не все народы воюющих государств были на стороне фашистов. На стороне фашистов были руководители этих народов, такие как Муссолини. Отношение к союзникам было разное. Мы знали, что руководители союзных государств, например Черчилль, не сразу и не с большим желанием открывали второй фронт. Выжидали, когда советские войска ослабнут, чтобы можно было диктовать свои условия. С американскими солдатами приходилось встречаться в Чехословакии — нормальные люди.

В Советской армии были люди многих национальностей и жили единой семьей. У меня вторым номером был казах, мы с ним хлебали суп из одного котелка, у нас не было разницы, что я русский, а он казах.

Роль коммунистов и комсомольцев была велика. В тяжелых боях коммунисты и комсомольцы шли впереди. Солдаты и офицеры писали заявления о принятии в партию и комсомол: „Желаю в бой идти коммунистом“ (или комсомольцем). Я тоже вступил в комсомол на фронте».

Из воспоминаний ветерана войны, жителя Пировского района Ивана Петровича Михайлова: «Питались на фронте в основном сухим пайком. В него входило 650 граммов хлеба или 400 граммов сухарей, рыба, чай с сахаром в 900-граммовых фляжках».

От бытовой устроенности не в последнюю очередь зависела боеспособность воина. О жилище волновались не только сами военнослужащие, но и их родственники в тылу.

Из письма Ивана Петровича Агарышева отцу, 24 марта 1943 г.: «…И еще вы спрашиваете, где я живу, в доме или нет? Но я не знаю, как вам описать это, тятя. Это ведь война не такая, как вы воевали, сейчас в домах пять минут не просидели бы, взлетели в воздух, а приходится находиться в таком месте, где хотя бы не взяло снарядом. А снарядов здесь столько, как у нас в жаркий день паутов, а пуль — как мошки…»

Все зависело от ситуации — на передовой жильем чаще всего были блиндажи, в частях обслуживания — казармы, в селениях, городах, деревнях — дома местных жителей, на немецкой захваченной территории — немецкие блиндажи. Блиндажи могли возводиться из местных материалов — круглого леса, жердей, хворостяных фашин — и элементов промышленного изготовления — волнистой стали, сборных железобетонных элементов, бумажных земленосных мешков и криволинейных оболочек.

Постройкой и обустройством приходилось заниматься самим военнослужащим в редкие часы затишья: «Мы только что сделали себе великолепный блиндаж наподобие пароходной четырехместной каюты и, представь себе, даже имели электричество, освещение свое… " (из фронтового письма домой).

Из письма Ю. И. Каминского брату, 29 апреля 1942 г.: «Мы, артиллеристы, народ хлопотливый, как приехали на место, сразу зарываемся в землю. Вот сейчас построили хороший блиндаж. Устроен он так: снаружи ничего не видно — только труба торчит, вроде самоварной, и под землю ведет дырка — ступеньки земляные, на дверях плащ-палатка. Внутри он выглядит так: проход, а по обеим сторонам нары, покрытые соломой, а поверх постланы плащ-палатки. В головах вещмешки. Над головой на гвозде котелок, каска, противогаз. Шинель по солдатскому обычаю обычно служит всем. Крыша состоит из трех рядов бревен, положенных друг на друга и пересыпанных землей. Такую крышу в „три наката“ пробьет только тяжелый снаряд, да и то при прямом попадании. В блиндаже печурка — тепло. Лампа, сделанная из бутылки, дает свет и копоть».

Из воспоминаний Ивана Бывших: «…Всю ночь на 1 апреля 1943 года я провел, можно сказать, без сна. Спать-то было и негде, и не на чем. Повсюду мокрая, только что оттаявшая земля, ночью схваченная стужей. Минут десять — двадцать копаю свой окопчик, потом прикорнул головой к свеженаваленному брустверу, вздремну несколько сладких минут и снова начинаю копать, точнее сказать, долбить мерзлую землю.

…Через несколько дней мы закончили строительство взводного блиндажа, в который мы и переселились. Теперь наша жизнь стала более удобной и даже, можно сказать, комфортной. Мы продолжали ходить на рытье траншей и ходов сообщений, в ночные секреты, вели редкий обстрел немецкой обороны, ночью и днем осуществляли наблюдение за противником, но мы знали, что рано или поздно срок наряда кончится и мы вернемся в свой теплый и удобный дом, то есть во взводный блиндаж, где можно посушиться, переодеться, поспать и даже в свободную минуту потравить солдатские анекдоты…»

Если удавалось выбить противника из траншей передней линии, то занимали их блиндажи: «Поступил приказ: закрепиться на захваченных рубежах. Здесь-то появилась возможность немного отогреться в жарко натопленных блиндажах, отвоеванных у фашистов».

Еще одним типом жилища фронтовиков на передовой была всем известная землянка. И теплые песни про нее слагали, и стихи, но это было суровое место. Вот как вспоминают красноярцы свои землянки.

Из воспоминаний ветерана Ленинградского фронта, ефрейтора Ольги Михайловны Поповой: «…В декабре 1943 года мы прибыли на фронт под Ленинград. До января месяца у нас были еще хорошие землянки. Нашу часть еще только формировали… Условия жизни были ужасные. Мы все ту ленинградскую зиму находились на улице. Иногда только встречались землянки, причем — плохие землянки…. Жили в какой-нибудь конуре. Вырыто все было наспех».

Иногда, когда в частях и подразделениях имелись в наличии палатки, при длительном переходе фронтовики жили в них, расставив их на хвое, покрытой плащ-палаткой или шинелями.

Однако бывало, что подразделение останавливалось в деревне, и тогда военнослужащих размещали в домах сельчан. Из воспоминаний Б. А. Логинова: «…Разведка стала доносить, что фрицев в деревнях нет. Обстановка изменилась. Теперь двигались днем. Ночью спали в хатах. Хаты наши — рубленые пятистенки с русскими печами. В хате — по отделению… Спали на полу, шинель под себя, шинель на себя и под голову та же шинель — вот и готова универсальная солдатская постель. Сушили портянки и сапоги около печи и на ней. На ночь около хаты ставили часового, по очереди менялись. По тревоге оговаривали пути отхода».

Не в последнюю очередь жилищные условия зависели от погоды. Зимой, когда морозы крепчали до 35–40 градусов, даже закоренелые сибиряки тяжело переживали суровый быт. Из воспоминаний участника Сталинградской битвы, жителя Дивногорска Федора Ильича Вычужанина: «И под открытым небом спать ложились. Да и какой тут сон, когда день и ночь стрельба идет! Если за сутки два-три часа уснешь — так богу крестишься. В Сталинграде ночевали под лафетом, брезент раскинем, чтобы снегом не засыпало, да как там поспишь? Костер горит, ребята курят вокруг, а мы не курим, потопчемся да отойдем в сторонку».

Пожалуй, в самых тяжелых условиях, особенно в зимний период, находились те военнослужащие, которые вообще не имели какого-либо помещения для ночлега и вынуждены были сутками находиться на улице. Обычно такая ситуация складывалась в войсках, которые совершали длительные переходы, а также в партизанских, разведывательных отрядах.

Из воспоминаний инвалида войны, участника трудового фронта, жителя Лесосибирска Михаила Михайловича Сомова: «Трудно было жить в болотах — землянки попробуешь вырыть, их вода заливает. Зима, мороз трескучий, укрыться негде. Ночью костер не разожжешь — вызовешь обстрел. Вот так и жили: холодно, сыро, голодно. Часто полевая кухня не могла добраться до нас. А когда привозили поесть, я не позволял себе съесть весь хлеб, обязательно кусочек заверну и за пазухой спрячу. Когда сильно есть захочу, отщипну крошечку и держу долго во рту».

Однако бывали случаи, когда до пункта назначения было достаточно далеко. Тогда красноармейцы делали в снегу для ночлега «лисьи норы» на двоих — в снегу вырывалась глубокая яма и там, расстегнув полушубки, в обнимку пытались согреться и заснуть. Но, конечно же, много времени в таком состоянии нельзя было продержаться, и поэтому через 20–30 минут, окоченевшие, они выскакивали из своих убежищ наружу и пытались согреться бегом.

Летом, весной и осенью в лесу фронтовики также сооружали подобные жилища: «…Выроем яму глубиной 1 метр и длиной по росту, покроем сверху жердями или бревнами, засыпаем землей и лазим в дырку, внутри солома, лампочку делали из консервной банки…»

В тыловых войсках военнослужащие размещались в достаточно пригодных для проживания помещениях: в казармах, государственных учреждениях (школах, больницах), жилых домах. Но и это не всегда обеспечивало защиту от холода — из-за отсутствия дров или угля дома часто вообще не отапливались. Холод наиболее ощущался на северных и центральных участках советско-германского фронта, в южных регионах страны эта проблема стояла не так остро.

С переносом военных действий на территорию европейских государств военнослужащих, в том числе и женщин, все чаще размещали в жилых домах, что позволило значительно улучшить их бытовые условия. По воспоминаниям О. М. Поповой, в Германии разбитых домов было намного меньше и условия жизни уже были нормальные.

Отсутствие отдельного жилья для женщин-военнослужащих было не менее значимой проблемой, чем холод в помещениях, ведь женщинам было затруднительно переодеться, сменить нижнее белье, воспользоваться средствами гигиены. В смешанных воинских коллективах командиры стремились соблюдать принцип раздельного проживания мужчин и женщин. По воспоминаниям Л. Е. Ивановой, женщин размещали отдельно от мужчин, следили за нравственностью. Чаще всего раздельное размещение мужчин и женщин было возможно в частях прифронтовой зоны, в запасных или тыловых частях.

Из воспоминаний Зинаиды Федоровны Козловой: «…Мы часто выезжали на полевые учения. Во время стрельбищ мы подолгу лежали на холодной земле. С собой брали шинель и одеяло для тепла, но разве они могли помочь согреться? Спали в палатках, которые делали из прутьев, поэтому от дождя они не спасали. В таких условиях особенно тяжело приходилось женщинам».

Зачастую совместное проживание было неизбежным по объективным причинам. Так, на передовой во время наступления или отступления, когда совершались длительные переходы, не было возможности не только выделить отдельные жилые помещения для женщин, но и вообще построить какое-либо жилье.

Из воспоминаний А. В. Асавалюк: «…Наш батальон часто переезжал. Хотя перебазировка происходила на машинах, все это было очень утомительно. Приходилось порой размещать радиостанцию в скотных дворах и там же жить. Только с 1944 года нас начали располагать для ночлега в специальных помещениях…»

Особая политика проводилась в отношении жен командиров, служивших вместе со своими мужьями в одной части. Обычно, если позволяли условия, они проживали совместно. Офицерские жилые помещения чаще всего были теплыми и чистыми.

Из воспоминаний кавалера ордена Славы III степени, жителя села Частоостровского Емельяновского района Андрея Ивановича Чернова: «Как-то раз бой два дня шел — немцы все старались выбить нас с занятых позиций. Потом стихло. Сбегали за ужином, и я всему расчету спать велел. Сам до утра у пулемета сидел. На рассвете ребят разбудил, одного за завтраком отправил, сам в блиндаже спать устроился. Мой солдат и до кухни не дошел, наступление началось снова. У блиндажа два наката снесло. Меня, спящего, землей засыпало, а я ничегошеньки не слыхал. Командир взвода пришел (он из Курагина — Козлов Михаил Ксенофонтович) — на точке никого. От кухни солдат вернулся, взводный к нему. В разрушенный блиндаж пробрались, меня нашли. Расталкивают — наступление, мол. А я им: ой, напугали, первый раз будто, дайте поспать… Вот так иной раз сон с ног сбивал».