Иванашкин Юрий Филиппович

Юрий Филиппович Иванашкин — слесарь-сборщик Красноярского комбайнового завода, полный кавалер ордена Трудовой Славы.

— С детства испытывали недостаток во всем. И ели не досыта, и надеть порой было нечего, — объясняет истоки своей «жадности» до работы полный кавалер ордена Трудовой Славы Юрий Иванашкин.

Родился он в 1946 году в Мордовии, в семье инвалида Великой Отечественной войны. Отец пришел с фронта с 11 ранениями и протезом вместо ноги. Мать надорвалась на колхозных работах во время войны. Тогда женщины в деревнях работали по принципу: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Так что семья из пяти человек фактически жила на крохотную отцовскую пенсию. Несмотря на все трудности, деревенскую восьмилетку окончили все трое детей Иванашкиных. В том числе и младший Юрий.

— Дальше учиться нужно было в соседней деревне — около 8 км от дома. Большого желания не было, — признается Юрий Филиппович, — ведь для этого нужно было, чтобы тебя одели, обули.

Он поставил перед собой задачу — хоть как-то помочь родителям. Чтобы помощь была достойной, нужна была специальность. А чтобы ее получить, необходимо поступить в сельское профессиональное училище. Но туда принимали только с 18 лет, а Юрию Иванашкину было только 15. Выход нашелся не совсем законный:

— Председатель сельсовета за бутылку самогонки подделал справку о том, что мне уже 17 лет, т. е. пока год учусь, исполнится 18.

Так вчерашний выпускник восьмилетки поступил в училище на тракториста-машиниста широкого профиля в целинную группу. Здесь учащихся бесплатно кормили и одевали — выдавали китель, фуражку, брюки. Но с условием: после окончания отработать определенное время на целинно-залежных землях.

Спустя полтора месяца внезапно «повзрослевшего» на два года Иванашкина разоблачили и выгнали. Не помогли ни слезы, ни то, что по всем предметам у самого юного ученика были одни пятерки:

— Мастер производственного обучения, который меня принимал, Евгений Иванович Полянский, сказал, что с удовольствием оставил бы меня, «но закон запрещает».

Это был один из самых сложных периодов в жизни Юрия Иванашкина — профессии нет, на работу не берут, учиться в школе не на что. Он до сих пор говорит о тех нескольких месяцах с горечью:

— Душа была не на месте — называется, помог родителям. Только поделать ничего не мог — оставалось только собакам хвосты крутить…

Но в училище был недобор, и спустя месяца три мастер начал ездить по деревням и вербовать будущих трактористов. Увидел Иванашкина, узнал и позвал отличника обратно: «Давай, попробуем!»

Опять председатель сельсовета подделал справку, опять приняли. Но уж очень отличался невысокий щуплый ученик от своих сокурсников, многие из которых уже отслужили в армии и даже женились. Однажды обратил на это внимание завуч и заявил, выслушав уверенное вранье про то, что «пошел уже восемнадцатый»: «Мозги мне не парь! Иди домой, чтобы я тебя больше не видел!»

— Я сел в коридоре и заплакал, — рассказывает сейчас Юрий Филиппович. — Мой мастер увидел и повел к директору — уговаривать. А в приемной два парня из соседней деревни сидели, здоровые, по 18—19 лет. Они пришли документы забирать, — не хотят учиться. Директор меня увидел, выслушал и говорит им: «Как вам не стыдно? Вот паренек сидит, плачет, учиться хочет. А вы?» И оставили меня учиться под личную ответственность директора: «Ты уж меня не опозорь! — сказал он мне, а всем приказал: — Больше не трогайте парня — пусть учится!»

Училище Юрий Иванашкин окончил с отличием.

— Из нашей деревни еще трое парней учились, они были постарше и, конечно, хотели погулять. А мне-то 15 — не до того еще. Они прогуляют занятия, а меня заставляют объяснять — где что. Вот от этого и стремление учиться появилось, и понимание.

Когда грамоту вручали, директор лично подошел пожать руку самому молодому дипломированному механизатору: «Ну, молодец, не подвел меня!»

Группу отправляли на целину. Но в родном колхозе не хватало механизаторов. И председатель приехал в училище просить, чтобы троих новоиспеченных трактористов ему отдали. Ему разрешили, с условием, что оплатит разницу подготовки целинников и обычных механизаторов. Он согласился, но с условием, что заберет документы выпускников и не отдаст их, пока они эти деньги не отработают. Пять лет, до призыва в армию, отработал Юрий в колхозе на тракторе «Беларусь». Ему нравилось все в работе механизатора: и труд в поле, и самой техникой заниматься.

— На второй день уже вышел на работу. — За красный диплом ему выделили (редкое в ту пору везение) практически новый трактор. — В первый год я на нем заработал 1 200 трудодней. На один трудодень давали 2 кг пшеницы, 70 копеек деньгами и немного продуктов. Когда я привез домой 2,5 тонны пшеницы, отец не знал, куда ее девать — у нас такого никогда не было. А я пацаном еще был — 16 лет только исполнилось.

На второй год молодой Иванашкин заработал трудодней больше всех в колхозе. Пшеницу пришлось раздавать соседям. А на третий год он установил рекорд выработки по району. Его тогда впервые поставили косить горох. Норма — 7 га в день. Но он быстро научился косить на более высоких скоростях, чем все остальные. И в первый же день скосил 18 га. В конце дня приехал председатель, чтобы наказать шустрого тракториста за плохую работу. Разговор сразу начал с высоких тонов:

— Ты что носишься тут по полю?!!

— Кошу…

— Кто же косит на таких скоростях?!

— Если найдете хоть одно непрокошенное место, тогда не буду.

Председатель прошелся по полю — чисто! И уехал. А минут через 30 приехал брат Юрия — он тогда в колхозе был бригадиром и учетчиком — измерять обработанный участок.

— Записали мне 18 га, а я еще после этого до 11 вечера около 6 га накосил, задел на завтра сделал.

Уже почти ночью, когда Юрий Иванашкин возвращался с поля, его позвали в правление к председателю. Тот показал положение о конкурсе: тот, кто в районе первое место по косьбе в течение недели занимает, награждается мотоциклом «Ковровец», деньгами и путевкой в санаторий.

— А мотоцикл был тогда дефицитом. Сегодня вы даже представить себе не можете, как я о нем мечтал. И, конечно, загорелся.

Со своими 18 га он в первый же день занял первое место. На следующий день еще увеличил выработку — 22 га. И опять запас на следующий день оставил. Чувствовал, что больше все равно никто не скосит. Ближайший соперник делал две нормы в день, а Иванашкин — три. Так и продержался на первом месте.

— В понедельник приезжает секретарь райкома партии. Достает конверт из кармана: «Извиняюсь, Юрий Филиппович, мотоциклы пока не пришли. Вот вам деньги за мотоцикл, вот путевка в санаторий и вот вам моя личная рекомендация для вступления в партию».

Вторую рекомендацию дал родной брат с напутствием: «Придет время, я этим буду гордиться!» Третью — райком комсомола. А Юрию Филипповичу было в ту пору лишь 17 лет.

После увольнения из армии Иванашкин вернулся было в свою деревню.

— Из одежды у меня были только гимнастерка, галифе, да сапоги — в чем из армии пришел. Родители помочь ничем не могли. А в колхозе за работу давали только трудодни. Как на них одеться?

Заработать деньги можно было только в городе. Но в деревнях в то время процветало своеобразное крепостное право: колхозникам, чтобы не сбегали, попросту не выдавали паспорта. Уехать можно было, поступив в вуз или получив путевку на одну из комсомольских строек Сибири. Иванашкину дали путевку на Красноярскую ГЭС.

— Так я получил паспорт и приехал в Красноярск. А здесь мне сказали, что комсомольцами на ГЭС уже все забито, и предложили искать работу самому. — От бесславного возвращения на родину спасло объявление на проходной Красноярского комбайнового завода: «Требуются слесаря на зарплату 120—180 руб., предоставляется общежитие, прописка». Так Юрий попал на конвейер по сборке комбайнов.

— В первый месяц я заработал всего 110 рублей. Навыка же нет, бегаешь — лишних движений много, толку мало. Уставал так, что приходил в магазин — еду куплю, сдачу забуду взять. Но понемногу втянулся. В следующем месяце заработал уже 160 рублей, потом — 180.

«Втянулся» Юрий Иванашкин так, что уже через четыре года его наградили орденом Трудовой Славы III степени.

— На проходной висел приказ Верховного Совета о награждении. Я увидел в списках Ивашкина Юрия Филипповича и не придал никакого значения. У меня же фамилия Иванашкин. На следующий день отдел кадров вызывает, мол, подпишитесь, вас наградили. Я говорю: «Это ошибка, там Ивашкин». — «Нет, это художник ошибся, слог пропустил, наградили вас!»

Награде он особого значения не придал. Посчитал рядовым событием. А спустя пять лет его наградили уже орденом Трудовой Славы II степени.

Юрий Филиппович к тому времени уже не первый год был бригадиром, видел, как работают другие коллективы. Понимал, что заработал награду.

— Каждый месяц я выполнял план на 110—125 %. Не пил, не прогуливал. За 40 лет работы у меня не было опоздания даже на минуту. Начинался рабочий день в 8.00. А мне надо было с Курчатова доехать до комбайнового завода. Автобусы ходили очень плохо, поэтому вставать приходилось в шесть утра.

В это время в Советском Союзе начали внедрять бригадную форму организации труда. Министерство машиностроения отправило своих передовиков, в том числе и Иванашкина, обучаться новому.

Бригада согласилась на прогрессивную форму работы, и первая же зарплата вознаградила за смелость — люди получили вместо 220 по 400—450 рублей. Через два месяца бригаде Иванашкина, единственной по заводу, расценки снизили, чтобы не получали так много. Тогда рабочие сократили состав и опять увеличили интенсивность труда. Расценки снова попали «под нож». Так продолжалось до тех пор, пока рабочие не догадались к 40-летию Победы включить в состав бригады виртуального коллегу — Героя Советского Союза Бориса Чернышова.

— В конце месяца бригада распределяла заработанное. Ставили коэффициент — 1,1; 1,2; 1,5 и т. д. Единица — твоя зарплата. А десятые доли — распределение зарплат сокращенных людей: кто больше вкладывает, тот и больше получает. И еще проценты отчисляли в фонд зарплаты героя.

В фонде набегало по 200—300 рублей. Их отдавали в Тасеевский детский дом, в подшефную школу, использовали для организации праздников.

— За бригадную форму организации труда меня наградили орденом Ленина. Вот тогда я почувствовал ответственность: заработать ордена не так уж трудно. Трудно пронести по жизни, не запятнав. Я уже не мог позволить себе вольность и где-то пойти выпить, погулять. Тем более в этих орденах и медалях большая доля и моей бригады, и всего завода.