В отдельные годы в Мангазейский и Енисейский уезды приходило до 2000 промышленников. Главным объектом пушного промысла был дорогостоящий соболь. Попутно добывали бобров, волков, лисиц, зайцев, белок, горностаев. С 1680-х гг. по мере испромышления соболя многие охотники переключились на песца. Эта отрасль экономики (по подсчетам П. Н. Павлова) принесла России за 70 лет 8 млн шкурок соболя на более чем 11 млн рублей, что в среднем составляло 20 % доходной части ежегодного государственного бюджета. На долю Приенисейского края пришлось немало: примерно каждые четыре соболя из десятка (2,8 млн штук) и каждые 3 руб. 50 коп. из червонца (4077 тыс. рублей). В лучшие охотничьи сезоны русские промышленники добывали в Приенисейской тайге до 100 тыс. соболей. В среднем каждый охотник-профессионал в год испромысливал в Мангазейском уезде чуть более 60 соболей, а в Енисейском уезде — от 38 до 49 соболей. Их стоимость превышала в 1,5—2 раза стоимость ужины — промыслового снаряжения, куда входило 20—30 пудов ржаной муки, до пуда соли, не менее десяти аршин сукна сермяжного, около пятнадцати аршин холста, две пары чарков (обуви), три пары рукавиц, одна — две рубахи, около десяти камасов оленьих или лосиных, а также один — два топора, нож, пять — десять саженей сетей неводных и «прядено неводное».
Из-за разных цен, особенно на хлеб, ужина обходилась в среднем каждому охотнику в Мангазейском уезде в 25—35 рублей, а в Енисейском — 15—25 рублей. Чистая же средняя прибыль, из-за больших транспортных расходов, была много меньше, составляя 20—25 %. Это явно немного, если учесть тяжелые условия жизни в глухой тайге, в «несносных трудах и нуждах» в течение всей зимы.
На промысел уходили ватагами, обычно 10—15 человек, хотя их состав мог варьировать от двух человек до нескольких десятков. Возглавлял промысловую партию передовщик, или «ватащик», которому все должны были беспрекословно подчиняться. Он выбирал места промысла, делил большие артели на части (с ХVIII в. назывались чуницами), ведал добычей и доставкой к началу промысла зверей и рыбы за пищу, выбирал в чуницах передовщиков, возглавляя одну из них сам, назначал чуницам места промыслов, а до начала ледостава организовывал промысел соболей с собаками и сетями (обметы) вблизи построенного артелью зимовья. Возвращаясь, передовщики чуниц отдавали артельному передовщику добытых соболей и других зверей, отчитывались во всех делах перед ним. Провинившимся ватащик назначал наказание, особенно суровое за воровство. Каждая небольшая артель (чуница) действовала самостоятельно. До начала промысла самоловными орудиями (кулемы) ее передовщик делал нарту, лыжи и специальную обувь (уледи). Их качество было крайне важным в условиях полного бездорожья.
Каждый промышленник волок сам или с помощью собаки нарту с запасом к назначенному передовщиком месту. Сам же глава чуницы уходил за день вперед, чтобы к приходу товарищей подготовить стан в виде шалаша и наметить удобные места для ловушек. В районе стана по падям и речкам промысловики делали по два — три ухожья (или «путик», т. е. промысловый путь), состоявших из 80 кулем каждый. Каждому охотнику, действуя только топором и ножом, нужно было изготовить по 20 кулем в день, что, впрочем, довольно редко кому удавалось. Дело в том, что сооружение кулемы было довольно трудоемким занятием. У подножия дерева сколачивался небольшой «огородец из спиц, образовывавший коридорчик в длину немногим более пол-аршина (35 см. — Прим. авт. Геннадия Быкони) и вышиной четверти на три аршина, закрытый сверху дощечками, чтобы снег не осыпался». Одним концом коридорчик упирался в дерево, а вход с другого конца оставался свободным. У входа клали приманку — кусочек мяса или рыбы, который при помощи дощечек, палочки, шестика или веревочки соединялся с большим бревном, приподнятым на тоненькой палочке над входом. Когда голодный соболь, привлеченный приманкой, наступал на дощечку, лежавшую у входа, веревка или шестик приходили в движение, срывали с устойчивого положения бревно, и оно обваливалось на соболя. Эта ловушка давящего типа в северных районах дожила и до нашего времени.
Каждый промышленник в сезон делал несколько сот кулем, так как, устроив за несколько дней на каждом стане ловушки, чуница шла на новый стан устраивать ухожья. После десяти станов передовщик чуницы половину людей посылал «по завоз», то есть за оставленным в зимовье или по дороге запасом. За зиму охотники делали три таких ходки, при этом завозчиками осматривались кулемы в той же очередности, как и устанавливались. При возвращении всей чуницы в зимовье ловушки осматривались в последний раз в обратном порядке и заколачивались, чтобы в них не попали соболи. Более частые осмотры оказывались почти бесполезными, так как кормовые участки соболя были значительными, до 8—10 кв. км у каждого.
В базовом зимовье промышленники ждали навигации, а иногда жили до следующей зимы, если заходили сразу на несколько сезонов. Тогда они занимались рыбной ловлей, охотой на диких животных, выделывали шкурки зверей и даже шили меховые вещи. Большие партии оставляли в зимовьях одного или нескольких сторожей. На случай вооруженного нападения коренного населения зимовья служили укрепленным убежищем, правда, не всегда надежным. В большинстве своем зимовья были примитивными сооружениями.
Выйдя из тайги, ватага-артель на таможенной заставе отдавала каждого десятого соболя в качестве десятинного налога и делила добычу между собой, при этом передовщик обычно получал еще половину стоимости ужины, затем артель распадалась.