«Расскажи-ка, бабушка…», Виктория Титова

В 2013 году моей родной деревне Новопокровке исполняется 114 лет. Основали ее в 1899 году переселенцы из европейской части России. В Новопокровке живет моя прабабушка Антонида Захаровна Глёкова 1926 года рождения. Она как бы живое воплощение истории. Благодаря ей, я узнаю об истории своей семьи и истории деревни.

Прабабушка прожила трудную жизнь. Ее рассказ — это как бы срез жизни не только отдельной семьи, но всего крестьянского сословия, которое по причине малоземелья было вынуждено переселяться в далекую, неизведанную Сибирь.

— Первыми, — вспоминает бабушка, — в Сибирь отправили двух ходоков. Одного из них звали Денис Романович Хапусов, имени второго я не помню. Старожилы рассказывали, как ходоки шли по тайге, делали зарубки на деревьях, чтобы не заблудиться. Первым на это место пришел Хапусов и сообщил землякам, что здесь много земли, есть озеро (сейчас это озеро высохло. — Прим. авт.), а людей нет. Тогда крестьяне из Могилевской губернии собрались в далекий путь в Сибирь, в надежде на безбедную жизнь. Ехали долго по железной дороге на паровозе, так медленно, что по пути даже успевали нарвать съедобных трав, выскочив из вагона.

Прибыли на место, распределили им землю и стали они строиться. Первым, как рассказывали старожилы, построился крестьянин по фамилии Покровский, так и стали нашу деревню называть. А так как в уезде уже была Покровка, то в документах деревню записали Новопокровкой. Сначала построили жилье из частокола, обмазали его изнутри и снаружи глиной для тепла, крышу накрыли пластом (дерном). В этом курене сложили печь-каменку, сделали нары, стол да лавки, вот и все убранство. Сразу выкопали в земле баню. Как же без бани? И помыться, и прогреться после работы, особенно зимой. В баню вели вниз земляные ступени, деревянная дверь. Окна в бане не было, стены, и пол были обиты досками, мылись на низеньком деревянном полке. Топилась баня по-черному.

Неспешно течет прабабушкин рассказ, ее воспоминания о нелегкой крестьянской доле.

— Первое-то время у многих только земля была, а есть нечего было. Чтобы обработать ее, нужны плуги да бороны, а они редко у кого были. Так вот, если возьмут у кого на день плуг, так потом надо было за него отработать несколько дней. Так что и здесь и беднота была, и побогаче люди жили. Но постепенно обзаводились хозяйством, избы строили. В центре села поставили деревянную церковь. По-прежнему в семье сильна была власть родителей, особенно отца. У молодых не спрашивали согласия на вступление в брак. Моих родителей, — вспоминает прабабушка, — поженили тоже, как и многих, насильно, а нажили они 10 детей. Первой родилась в 1908 году Анастасия, вторым, в 1910 году, Федор, третьим — Василий в 1912 году, затем, в 1914 году, — Анна. (С 1914 по 1918 год прабабушка не помнит, наверняка отец был на войне. — Прим. авт.) В 1919 году родилась Евдокия, с 1919 по 1924 год было два парнишки и девочка: Карпуша, Витя и Шура, они умерли от скарлатины. А детей помногу было, — говорит бабушка, — потому что нужны были рабочие руки, чтобы поднимать хозяйство переселенцам, да и умирали ребятишки часто, ведь медицины в деревне не было. От всего лечили травами да заговорами, а Малафей Панасенко умел еще кровь заговаривать. Так что надежда только на Бога была, так и говорили: «Бог дал — Бог взял».

Жили мы бедно, — вспоминает бабушка, — питались в основном с огорода, мясо ели редко, так как соблюдали все посты, да и на хозяйство тратились. Сладости были крайне редко, отец даст по кусочку сахара, пососем его и в тряпочку спрячем, к чаю. А когда в город родители поедут, так тут радости, было: дадут нам по одной конфетке, мы эту конфетку съедим, а фантик с собой таскаем, чтобы похвастаться перед подружками.

В 1929 году в деревне был образован колхоз, и пришлось все хозяйство: коня, корову, свиней, овец и кур — отдать в колхоз, даже хомут выездной отец отдал, — качает бабушка головой. — Все берег его, говорил: «Купим хорошего коня, тогда и надену». А кто не пошел в колхоз, тех раскулачили и отправили кого на Колыму, кого на лесоповал.

Бабушка вспоминает, что в школу она пошла в 1932 году, очень хотела учиться, но учиться было нелегко, школа была маленькая, деревянная, в ней всегда было холодно.

— Не было у нас ни чернил, ни тетрадей, писали самодельными чернилами из сока тертой свеклы с сажей, на клочках бумаги или газетах. На четверть выдавали одну тетрадь. После шестого класса отец меня отправил на работу в колхоз, пошла я поварихой, косарям варить, мама мне помогала дров наносить, в котел воды натаскать. Потом с парнишками на лошадях боронила, это мне уже лет 13 было. Трудно приходилось. Жара, кони пить хотят, на дыбы встают, а борона кверху задирается, того гляди проткнет, но я работала, и парнишкам не уступала, — улыбается бабушка.

Спрашиваю я ее и о военном времени, зная, что она награждена медалью «За доблестный труд» в годы Великой Отечественной войны.

— Да, война все изменила, — говорит бабушка, — всех мужиков позабрали, остались одни бабы, старики да ребятишки. Провожали мы их до кладбища, до околицы. Моих двух братьев, Федора и Алексея, тоже забрали (из 1 782 жителей было призвано 416 человек, а не вернулись с войны 119. — Прим. авт.). А потом нам пришли похоронки, что они погибли. Ох, и пролили же мы слез. Весь тяжелый труд лег на плечи деревенских женщин и подростков. Работать приходилось за двоих на своих коровах или на колхозных бычках.

Еды никакой не было, дров не было, одежды не было, — говорит бабушка, — вязали шерстяные юбки и даже летом в них ходили, а вши заедали, боже мой. Лошадей почти не осталось, на фронт забрали, а остальные передохли от недокорма либо от болезней. Бывало, идешь по переулку, там какая-нибудь старая лошадь прямо на глазах — кувырк и все. А потом ее в скотскую яму и выкинут, а есть их запрещали, так как болезнь какая-то опасная ходила. А люди все равно ели. Ночью пойдут на эту яму с ребятишками, спустят их туда на веревочке с топориком, они там нарубят этого мяса, а потом на речке намоют, намоют, наварят и едят, без соли ели. Видно, Бог нас хранил, никто от этого не умер. Ой, сколько мы горя хлебнули, но духом не падали, готовы были на любые трудности, лишь бы война поскорее закончилась. Выживать нам помогала и песня, которую пели иногда сквозь слезы. Война закончилась, как мы радовались, ждали своих родных, но не все вернулись. Вот и мои братья тоже не вернулись, — говорит бабушка.

Рассказывала мне бабушка и о послевоенном голоде.

— Пережили одну беду — тут другая: в стране разразился голод. Помню, в нашей деревне с голоду люди и пухли, и трупоедством занимались (ели мясо павших животных. — Прим. авт.).

Она мне рассказывает, как от голода ели перезимовавшее в поле зерно, от отравления которым многие умирали, но в нашей деревне таких случаев не было, а в соседнем Идринском районе и некоторых селах Курагинского района было много смертельных случаев.

— Бабушка, а когда труднее было: в войну или в голод? — спросила я ее.

— В войну, — говорит бабушка, — страшно тяжело было, но мы знали, что терпим нужду и голод, чтобы Победа скорей пришла. А вот после-то войны нам непонятно было, за что страдаем, ведь и урожай вроде есть, а хлеба не дают, весь вывозят, картошки, и той не хватало. Мы ведь даже частушку такую сложили:

Ладно, голодно было, так после войны еще и налоги высокие. Бывало, не хватит налог оплатить, так приходилось единственного поросенка на рынок вывозить, чтобы налог отдать. А знаешь, чем свиней кормили? Конским навозом, за ним в очередь стояли, не всем и доставалось, свиньи худые были, желтые. Так и жили: сами не ели, государству отдавали. Но хозяйство восстановили, колхоз наш, объединившийся с Алексеевкой, в передовых ходил, в том и мой вклад есть.

— Бабушка, а ты довольна своей жизнью? — спрашиваю я ее. Немного подумав, бабушка отвечает:

— Сейчас мне уже 86, пора уж и итоги подводить. Оглядываюсь назад и думаю: тяжелой моя жизнь была, но интересной, временами и веселой, люблю я попеть, на балалайке сыграть, гостей принимать люблю. И все-таки думаю, не зря жизнь прожита. Кроме работы, дочь вырастила, внуков помогла на ноги поставить, теперь правнукам помогаю. И пенсию мне платят неплохую, жить бы да радоваться, но за правнуков очень переживаю, как они в жизни устроятся, все ли получат образование и работу? Раньше хоть и трудно жилось, но у всех работа была, и люди добрее были друг к другу, а сейчас не так, кто немножко поднялся, не всегда поможет ближнему. Рынок всех испортил. Одна надежда, что характер у них мой, надеюсь, в трудностях выстоят.

«Листает» бабушка страницы истории нашей семьи и как бы передает мне свою эстафету, и я понимаю, что не имею права не оправдать ее надежд, а поэтому придется мне в жизни много потрудиться, чтобы не подвести ее.

Виктория Титова,
Алексеевская средняя общеобразовательная школа № 9,
село Алексеевка, Курагинский район,
конкурс школьных сочинений «Место в истории», 2013 г.