«Юность, опаленная войной…», Даниил Солдатенко

Великая Отечественная война кажется уже историческим событием прошлого. Однако эта война по-прежнему близка нашему народу, потому что «нет в России семьи такой, где б ни памятен был свой герой». Герой той войны... В каждой семье хранятся фронтовые фотографии, фронтовые треугольники-письма как память о тех годах или как память о погибшем (пропавшем без вести).

В моей семье тоже есть фото, письма с фронта. Но как особенная реликвия хранятся воспоминания моего деда, Григория Ивановича Солдатенко. Они записаны на отдельных листах и в обычной тетради с надписью «Сыновьям моим посвящаю. 1975 год». Прочитав эти мемуары, я решил рассказать о своем деде, военная судьба которого была трагической, героической, интересной.

Моего деда призвали в октябре 1941 года. Его отец уже три месяца воевал, вестей от него не было. Мой прадед демобилизуется в 1945 году, проживет чуть больше трех месяцев и умрет от фронтовых ран в 48 лет, оставив жену и шестерых детей, из которых только мой дед и его сестра Анна были совершеннолетними. А в том далеком 1941 году моего дедушку направили в военную школу, расположенную в городе Канске, где будущие солдаты проходили боевую подготовку и физическую закалку.

В начале февраля 1942 года, когда деду исполнилось 19 лет, пришел приказ об отправке курсантов на фронт, который новобранцы встретили восторженно, потому что все рвались в бой.

Ехали на фронт отдельным эшелоном 18 суток. На сутки получали сухой паек (300 г сухарей, 150 г селедки и 30 г сахара), горячую пищу получали только четыре раза на больших станциях: Новосибирск, Челябинск, Саратов, Харьков.

В конце февраля эшелон прибыл в город Каменск-Шахтерский на Донбассе. Всех солдат распределили по воинским частям. Дед попал в 120-ю ОМД. Ему было присвоено звание старшего сержанта. В первые два месяца боев под Ворошиловградом и отступления через Краснодон до Шахт их дивизион попал под бомбежку, которая длилась «от рассвета до заката». Погибло больше половины личного состава, а мой дед был контужен и полностью потерял зрение на правый глаз.

Пять месяцев, до октября 1942 года, пришлось отступать, неся огромные потери. При переправе через Дон во время бомбежки деду пришлось ползти по почти разрушенному мосту на 30-метровой высоте под рев самолетов и рвущихся бомб. А дальше — снова отступление...

Дед вспоминал, как однажды трассирующая пуля обожгла ему мочку уха. По словам деда, в этот день он родился второй раз. Дальше дед уже не ужасался, видя погибших товарищей, перестал бояться свиста и «шпокания» пуль.

Отступление стало почти беспорядочным. С большим уважением дед рассказывал о незнакомом майоре, который пытался собрать всех для нанесения удара по соседнему хутору, находящемуся в восьми километрах.

Человек 500 без всякой поддержки техники (танков, самолетов) под сильным дождем по голому полю пошли на врага. Подпустив их ближе, фашисты открыли шквальный огонь. Это был не бой, а беспощадный расстрел. С горечью говорил дед, что у солдат было желание воевать, но не хватало патронов, а гранат не было совсем. Поэтому, когда через окоп, в котором находился мой дедушка, прошел «тигр», было ощущение бессилия, так как броситься под танк не с чем было: ни гранаты, ни бутылки с зажигательной смесью не было! Человеку, не испытавшему этого чувства, трудно это понять. Трудно понять тех солдат, которые, как и мой дедушка, в августе 1942 года страдали от жажды (по 3—4 дня не видели воды) в калмыцких степях больше, чем от голода.

В выгоревшей дотла степи, между городами Прохладным и Моздоком, оказались в конце августа 1942 года запертыми отступавшие солдаты. Разбившись на группы по 5—10 человек, мыкались они по степи, питаясь чем придется, иногда совсем без еды и, что гораздо хуже, без воды. Колодцы здесь очень глубокие и встречались они редко. Весь сентябрь они пытались пробиться к своим. Помогали местные жители, подкармливали чем могли. Часто встречались трупы погибших советских и немецких солдат, которые некому было похоронить.

От голода и жажды появлялись галлюцинации. Когда они, человек десять, дошли до стана с колодцем, возле которого их поджидали немцы (как потом оказалось, они такие засады устраивали возле всех колодцев), все были в полуобморочном состоянии и не могли сопротивляться. А через несколько часов в этот же день их присоединили к большой колонне советских военнопленных и погнали на запад, в Ставрополь, потом — в Керчь, потом — в Симферополь, а потом судьба забросила моего деда в Грецию. Здесь он оказался в лагере для военнопленных, расположенном в городе Салоники.

Находясь там, он и его товарищ Григорий Власенко, с которым познакомились в вагоне, когда их везли из Симферополя на запад, задумали побег. Для этого надо было хотя бы немного знать язык.

Пользуясь каждым удобным случаем, они завязывали знакомства с греками и с русскими эмигрантами. От них они узнали, что в горах есть партизаны, есть даже районы, куда не ступала нога фашистского солдата. В октябре 1943 года небольшую группу военнопленных (15 человек), в том числе моего деда и его друга, немцы перевезли в город Флорина для работы грузчиками на железнодорожной станции. Город небольшой, находился рядом с Югославской границей, а кругом горы, Стара Платина. Один из эмигрантов, звали его Петр Васичко, когда узнал, куда везут эту группу, дал адрес русской семьи. Фамилию этой семьи дед не вспомнил. В этой семье было два сына, одному исполнилось 18 лет, другому 16.

В конце декабря 1943 года, после Рождества Христова, военнопленные (дед и его друг) разоружили пьяного конвоира-немца. Один из братьев переоделся в форму немецкого солдата, инсценируя конвоирование двух военнопленных, вывел их за город. Через 5—8 километров их встретил связной партизанского отряда. На следующий день друзья оказались в партизанском отряде, где уже были шестеро советских беглецов из плена. Так мой дед стал партизаном греческой народно-освободительной армии (ЭЛАС).

В советском взводе было 30 человек. Командовал взводом лейтенант Петр из Белоруссии, а помощником командира взвода стал мой дед. За 11 месяцев пребывания в горах не было ни одной спокойной ночи. Взрывали мосты или рельсы железной дороги, разрушали линии связи, громили вражеские гарнизоны.

Для борьбы с партизанами немцы на Балканах держали девять специально обученных горно-стрелковых дивизий, да еще больше десятка итальянских и болгарских частей. Как вспоминает дедушка, их партизанский отряд часто встречался с югославскими, албанскими и даже болгарскими партизанами, проводили совместные операции. Случалось неделями ходить по горам, постоянно отбиваясь от наседавших со всех сторон фашистов.

В одном из боев был убит осколком немецкой мины лучший друг моего деда Григорий Николаевич Власенков. Это был ожесточенный бой, длившийся несколько дней. Партизаны старались задержать фашистов на несколько часов, давая возможность частям 3-го Украинского фронта отрезать путь к отступлению фашистской армии в Германию.

В ноябре 1944 года дед и его товарищи по оружию спустились с гор, а в декабре явились в Фессалоники, где англичане поставили их на довольствие и даже платили им семь шиллингов в неделю и кормили без всякой нормы. Но все рвались на фронт или на Родину.

Мой дедушка очень тепло отзывался о простых греках, македонцах и сербах, которые делились с ними последним куском хлеба. Он вместе с отрядом прошагал обширную территорию: Салоники, Лариса, Фессалоники, Флорина (Греция), Скопле (Сербия), озеро Пресьба (Македония), Корча (Албания).

В начале марта 1945 года пришел приказ готовиться к отъезду. Английские автомобили доставили их до болгарской границы, потом по железной дороге они приехали в Софию, столицу Болгарии. В Софии дед встретил двух земляков-красноярцев, воевавших у болгарских партизан. Вместе они были еще два месяца, до Победы. А потом мой дедушка Григорий Иванович Солдатенко вернулся домой.

Начались трудовые будни. В 1955 году мой дед заочно окончил Красноярский педагогический институт и 30 лет проработал учителем. Женился, вырастил троих сыновей. Григорий Иванович был председателем сельского Совета. Часто вспоминал свои военные испытания. Но время, контузия, фронтовые и душевные раны не давали покоя...

У моего дедушки, как и у многих в годы войны, была трудная жизнь. Но он выдержал все испытания, посланные ему военной судьбой. И я очень им горжусь!

Так история моей семьи оказалась тесно связанной с историей страны.

Я не хочу, чтобы вновь мир содрогался от пушечных выстрелов и воя сирен. Пусть вместо этого звучит смех на улицах городов и сел. Фашизм, насилие, страх и войны должны уйти, оставшись только в книгах, рассказах, в памяти потомков. Я желаю всем людям Земли мира!