Женщина вспоминает случай, когда ей удалось достать два японских свитера. Для этого пришлось долго стоять в очереди, а поскольку в одни руки продавали по одной вещи, то еще и знакомую попросить постоять с ней. Радовалась, что есть какое-то разнообразие в одежде. Но обнаружила, что одного дефицитного товара нет дома. Сын честно признался, что подарил вторую кофту другу, который был из многодетной семьи.
— Он всегда и всем помогал, — вспоминает Галина Васильевна, — даже в ущерб себе. Вот посмотрите, что он писал из армии, будучи девятнадцатилетним: «Отдал бы полжизни за то, чтобы всегда быть в центре событий, например, сейчас в Чили». Там в ту пору был государственный переворот. «Вчера был мой день рождения. Девятнадцать лет. Ого, товарищ уже в годах. Даже подумать страшно, сколько уже прожито, и ничего путного не совершил. И, к сожалению, пока не предвидится. А люди в это время творили великие дела… Но я вырвусь из всего этого, чего бы мне это ни стоило. Я воспользуюсь первой же возможностью, даже если для этого придется лишиться всего достигнутого и счастливой в вашем понимании жизни… Я завидую тем парням, которые погибли во время войны. Они погибли лучшей смертью, не пошлой смертью мещан».
И это не было юношеским максимализмом. Борис не только так думал, он так жил, в постоянной готовности к самопожертвованию и к подвигу. После армии в военкомате ему предложили учебу в Красноярской школе милиции, по окончании которой он отдал службе в органах несколько лет. Но Галина Васильевна боялась этой работы, а он был из тех сыновей, которые берегли покой своих матерей. А вот предложение вернуться в Вооруженные силы в качестве прапорщика она одобрила.
— Думала, будет спокойнее, лучше, — тяжело вздыхает Галина Васильевна, — а вон как обернулось…
В середине 1981 г. Борис, ничего не сказав матери, ушел добровольцем служить в Афганистан. Знал, что она будет против, но если уж у него болела душа за Чили, то как же он мог пропустить войну, на которой гибли советские солдаты.
— Я понимаю, почему сын тайком ушел воевать. Мы с ним были очень близкими людьми, везде были вместе. Я ему была и за мать, и за отца, с которым мы расстались, когда сыну было всего четыре года. Боря и войну пропустить не мог, и не мог бы видеть, что причинил мне страдания своим решением. Сначала описывал красоту гор, писал все только хорошее, чтобы у меня сложилось впечатление, что он чуть ли не на курорте находится. А потом письма его стали все короче и приходили реже. В тех горах гибли боевые товарищи. А он врать не мог.